Автор: Татьяна Цыгвинцева

Это одно из самых ярких и сильных чувств, когда вагон дергается и начинает медленно катиться, а ты прилипаешь носом к стеклу и машешь тем, кто остался на платформе. Это бессмысленно. Ты уже не слышишь, что тебе говорят, только видишь, как шевелятся их губы, и от смеха разбегаются лучики-морщинки вокруг глаз. Так тепло на душе, а ладошки все еще помнят, каким шероховатым было пальто подруги. Провожать в дальнюю дорогу приходят только самые близкие. Им важно передать тебе через объятья  частичку дома, любви и тепла. Потом жуешь в поезде пирожки – вспоминаешь маму, а когда становится скучно, достаешь книжку, положенную заботливой сестрой.

***

А еще в поезде случаются самые лучшие ни к чему не обязывающие знакомства. Вот ночью в Ульяновске в вагон забираются туристы, распихивают рюкзаки по закромам. Сначала ты недоволен, что кто-то потревожил твой сон, но уже утром с радостью рубишься с попутчиками в карты и шахматы, пьешь чай и делишься походными историями. Нашим маленьким «божком» стал дядя Гена, который выиграл всех ижевских ребят во все настольные игры, какие только можно вообразить.

Волгоград, Казань, Саратов… На каждой из станций выбегаешь глотнуть свежего воздуха и сделать пару-тройку фотографий. Настырные торговцы облепляют поезд как мухи и стараются перекричать друг друга, расхваливая свой товар: «Свежие пирожки! Шали, пуховые шали! Рыбец!»  Но самым необходимым в душном поезде оказывается мороженое. Сладкое, ледяное, с брусничным соком. Кажется, я никогда не ела вкуснее.

***

 Всем, оказывается, можно пресытиться. Даже красотой. Когда я впервые увидела Кавказские горы, они потрясли меня до глубины души. Хотелось немедля взобраться на них, прямо до самых ледников. Стоять на сияющей острой  вершине и чувствовать себя победителем. И смотреть часами вокруг, дышать жадно чистейшим горным воздухом, оттискивая в зрачках прекрасные панорамы… А потом, часа через полтора, я задернула штору и задремала прямо в автобусе.

***

Шли долго, целых семь часов. Сначала весело переговаривались, потом замолчали, потом начали тихонько поскуливать, мечтая о теплой ванне и мягкой постели. Затем начали поправлять рюкзаки на плечах и ступать так, чтобы не содрать мозоли. Кто-то матерился сквозь зубы, кто-то считал шаги. Я уговаривала себя дойти до вооон того камня. Все чаще делали привалы. Система «сорок минут идем и десять отдыхаем» дала сбой. Поднимались все выше и выше, на границе леса набрали вязанки дров. Солнце спряталось, нас накрыла пухлая туча, и пошел снег. Представлялось, что источники, на которые мы идем, наполнены не нарзаном, а живой водой. Грезилось, что едва мы окунемся  - вмиг позабудем о холоде, усталости и отдышке.

А потом, словно сотканный из туманов Альбиона перед нами возник полуразрушенный и полусгоревший горный приют. Там и заночевали, поставив палатку внутри единственной сохранившейся комнатушки. Легли рано, дров хватило только на то, чтобы сварить кашу и вскипятить чай. Отогреваться же пришлось, тесно прижавшись друг к другу. Кажется, только задремали, как раздался восторженный возглас  Димы: «Вставайте! Три часа ночи. Млечный путь!» Наверное, он был прекрасен, и огромные чистые звезды висели так низко и кучно, что можно было потрогать их рукой… Но разве даже самые прекрасные в мире звезды заменят нагретый спальник, в котором под утро спится особенно сладко в самой причудливой позе? Я думаю - нет.

Источник, вопреки ожиданиям, оказался полным не хрустальной воды, а йодо-бромного раствора цвета ржавчины. Но окунулись все-равно. Ибо полезно. По словам парней там было так холодно, что «звенели бубенчики», а нам с Маринкой было вполне себе норм.

***

Еще один парадокс  - человек запоминает плохое гораздо лучше, чем хорошее. Три дня сплава по Кубани   слились во что-то солнечное, голубое, искристое-пузыристое, как хорошее шампанское, изумрудно-зеленое и ярко-синее. Мы виляли среди камней, уходили от прижимов и радовались, как дети, получая порцию холодных брызг в бочках. А вот в какой из дней какой порог проходили я не знаю. Зато очень хорошо помню, как прилетело веслом, когда мы случайно вписались в камень. Помню солоноватый привкус крови и холод гладких камешков, которые я прикладывала к губе, чтоб сильно не опухла. А еще в памяти осталось, как долго и мучительно мы выбирались всем экипажем из коварной «расчески».

***

Аксаут встретил дождем. А в такую погоду сплавляться как-то особенно холодно и уныло.  Грело душу только то, что мы с Маринкой бесконечное количество раз обыграли парней в карты, и что в Карачаевске на местном рынке накупили вкуснях. Упругие ломтики сыра, краснобокие помидоры, грецкие орехи, варенье из шишек, колбаса и сладкое домашнее вино приятно наполняли желудок. Что ни говори, но одна из самых главных радостей в жизни – это еда!

***

Кавказ – горы, Кавказ – вино, Кавказ – лошади. Горы и вино  - были. А лошади, прекрасные разномастные лошади все ходили вокруг да около, дразнили своими длинными гривами, да так и не покорились. Ужасно завидовала парням, когда местный пастух за небольшую плату разрешил доскакать  им до родника.

Я на лошади сидела лишь однажды, когда через нашу деревню проходил  табор, и старый цыган предложил меня прокатить. Недолго, правда, я чувствовала себя счастливой и свободной верхом на коне, мамин сердитый оклик быстро отрезвил меня, и я кубарем скатилась в траву.

На Аксауте мы даже специально ходили на конную базу. Всего-то полтора километра от нашей стоянки (ради лошадок я прошагала бы все пять), но добрая женщина сказала, что сейчас не сезон. Лошади преспокойно паслись на широком огороженном лугу, грациозно переступая ногами, пофыркивая, и оставались такими же прекрасными и недоступными, как в моих мечтах.

***

 В крапинку, как перепелиное яичко, фиолетовый с прожилками, «полосатик», кирпичный с узорами-завитушками… Кто-то привозит из путешествий магнитики, я – камни. Маринка говорит, что все камни живые, и не каждый к тебе пойдет. Она набрала себе целый рюкзак, а у меня только шесть малышей с последней стоянки. Камни, если взять их в руки, переносят тебя туда, где их взяла.

Сегодня мне жутко тоскливо, как и всегда после многодневного похода. Хочется положить камни под подушку, чтобы мне приснился широкий берег Аксаута. Или бы хоть на пять минуточек оказаться на Кубани. Там, среди зеленого луга стоят огромные, со всех сторон обточенные водой белые исполины. Они – как братья. Обнимаешь их теплые бока, и все горести-беды уходят. Белые камни дышат глубоко, по-стариковски, успокаивают – «ну-ну, чего ты! Веселей давай, все наладится, только верь ». Вот что они мне сказали.

А в реках камни злые – острые, зубастые, черные. Они цепко держат цветные катамараны, грозятся утянуть на дно, под струю. Их лучше обойти.